Ответ российского государства на правонарушения несовершеннолетних не является проблемой только правоохранительных органов, судов, прокуратуры и даже правительства. Реагирование на правонарушения подростков определяет способ и траекторию социализации той части молодежи, поведение которой не соответствует социально одобряемым нормам и ожиданиям. Сегодня все больше отечественных исследователей и практиков осознает этот факт. Таким образом, мы в России вернулись к вопросу, впервые поставленному еще в XIX веке – вопросу о детях-правонарушителях и институтах, обеспечивающих их социализацию. В XIX веке этот вопрос был осознан и получил свое решение в форме создания ювенальной юстиции (от англ. juvenile justice). Говоря о ювенальной юстиции, мы имеем в виду не уголовную, но особую, "детскую" юстицию. В составе последней, как и в обычной юстиции, есть уполномоченные государством судьи и суды, которые применяют судебную власть для разрешения правовых конфликтов и реагирования на криминальные ситуации. Однако существо ювенальной юстиции состоит в подчинении функционирования судебной власти решению задач, доселе судами не решаемыми, – задач социализации молодых людей и обеспечения их будущего в качестве законопослушных членов общества.

Тема настоящей работы побуждает нас обратиться к некоторым аспектам истории ювенальной юстиции как истории поисков принципов и оснований реагирования на правонарушающее и более широко – отклоняющееся поведение молодых людей. В статье будет показано, что именно обращение к принципам восстановительного правосудия стало результатом этих поисков. Отметим, что такой вывод неизбежно влияет на наше отношение к самим институтам ювенальной юстиции и порядку ее становления в современной России. Если в странах с развитыми институтами ювенальной юстиции историческая укорененность последних способствует реализации восстановительного подхода к правосудию, по крайней мере, в отношении несовершеннолетних, то в России, где "детской" юстиции сегодня нет², именно в развитии практик восстановительного правосудия видится важнейший источник ювенальной юстиции в ее современных формах.

Ювенальная юстиция: понятие и происхождение

Ювенальная юстиция представляет собой весьма сложное множественное целое – комплекс концепций и "схем" влияния на подростков, массу конкретно-практических ситуаций воздействия на человека, семью, первичные группы (непосредственное окружение подростка), а также социальные институты. В основе такого видения ювенальной юстиции лежат две предпосылки.

Во-первых, ювенальную юстицию целесообразно рассматривать, не просто выделяя специфичных для нее действующих лиц (судей, социальных работников, пробаторов), но предполагая, что они своими действиями реализуют особые ("ювенальные") концепции, проекты и схемы работы. Эти концепции, модели работы и схемы нельзя рассматривать как нечто раз и навсегда сложившееся – они были и остаются предметом специального поиска и совершенствования. Изменение концепций и моделей приводит к соответствующим изменениям в практике.
Во-вторых, важно подчеркнуть момент множественности и разнообразия действующих лиц и обеспечивающих их концепций деятельности. Система ювенальной юстиции той или иной страны является уникальным комплексом, уникальной констелляцией концепций и форм организации (схем) деятельности, определяемой особенностями истории и правовой системы. В рамках каждой такой системы реализуется не только множественность, но и особая связь кооперации различных специалистов, позволяющая им взаимодействовать в относительном единстве. Сложность обсуждаемого целого внешне выражается в том, что системы ювенальной юстиции разных стран имеют довольно существенные различия.

Принципиальным для возникновения ювенальной юстиции стало соединение двух разнородных социокультурных образований – формально-юридически организованной системы государственных судов и личностно определяемого попечения о детях. Именно соединение таких, казалось бы, взаимоисключающих образований привело к возникновению уникального способа работы с детьми-правонарушителями, под влиянием которого была фактически перестроена система уголовного правосудия для несовершеннолетних.

Проблема, оказавшаяся ключевой для становления и развития всей этой области (неэффективность и социальная неприемлемость карательных мер в отношении несовершеннолетних правонарушителей), обозначилась в XIX веке в США, и там же оформилась первая попытка ее разрешения – в июле 1899 году в городе Чикаго на основании "Закона о детях покинутых, беспризорных и преступных и о присмотре за ними" [21, с.430] штата Иллинойс был учрежден первый в мире суд по делам несовершеннолетних. Принятие Закона и создание ювенального суда было инициировано женщинами-реформаторами Люси Флауэр из Чикагского женского клуба, Джулией Латроп из общественной организации "Халл Хауз", обществом патроната (Visitation and Aid Society) [22], [23]. Надо сказать, что название Закона (почему-то не цитируемое современными российскими специалистами по ювенальной юстиции) достаточно точно отражает переворот в понимании проблем преступности несовершеннолетних, который произошел в конце XIX века.

Этому предшествовала длительная история работы с подростками: в XIX веке организовывались приюты, а затем начали создаваться и повсеместно использоваться так называемые "реформатории" (исправительные заведения для несовершеннолетних). Одновременно развивалась система попечительского присмотра, которая постепенно стала приоритетной в работе с детьми-правонарушителями и детьми группы риска.

XIX век был временем крупных социальных и промышленных преобразований в Соединенных Штатах. Создавалась крупная промышленность, сельское население перетекало в города. "В ответ на связанные с этим проблемы бедности, преступности, неустроенности, безработицы возникло движение за благополучие детей, которое сосредоточило свои усилия на защите несовершеннолетних от нездорового, развращающего влияния городской жизни... На начальном этапе участники движения "За спасение детей" ставили перед собой задачу установить в американском обществе светскую разновидность нравственности... Они видели свою миссию в исправлении нарушителей закона, а также возлагали на себя обязанность "учить беспризорников, бродяг и пьяниц более пристойному образу жизни" [3, с. 154-155].

Приюты возникли как следствие реализации этой миссии. Их создание стало реакцией на ситуацию безнадзорности и беспризорности детей, на определенные отклонения в их жизни и поведении (попрошайничество, бездомность, использование для ночлега не предназначенных для этого мест и т.п.). Первые приюты были созданы в 20-х годах XIX века в трех крупных городах – Нью-Йорке, Филадельфии и Бостоне. "Эти заведения имели целью изолировать находящихся в опасности детей от развращающей среды их домов и заведений для взрослых и отчасти заменить им семью и общину" [3, с. 155]. Однако достаточно быстро обнаружилась неэффективность приютов и воспитательных учреждений именно как воспитательных. Скорее, они оказывались временным пристанищем ребенка в экстремальных ситуациях.

В 70-х годах XIX века по почину граждан г. Бостона Кука и Аугустуса была учреждена система попечительского надзора. Кук и Аугустус присутствовали на судебных процессах по делам несовершеннолетних, и если выяснялось, что ребенка можно исправить, просили судью не назначать наказание, а отдать правонарушителя под присмотр [21, с. 430]. Система попечительского надзора – личностно окрашенная забота о ребенке – постепенно приобретала важнейшее значение как способ изменения ребенка и его среды.

Заметим, что сама по себе организация приютов и попечительского надзора, их использование для помощи детям и удовлетворе¬ния общественной потребности в особых воспитательных учреждениях еще не означает появления ювенальной юстиции: параллельно с этими учреждениями существовал обычный уголовный суд, к ведению которого относилось реагирование на преступления детей и подростков. Создатели приютов и попечительского надзора в XIX веке в первую очередь имели дело с узким спектром отклоняющегося поведения и жизни подростков, куда подростковая преступность как особый объект поначалу не входила. Вместе с тем попечение и приюты начали проводить в жизнь особые, реабилитационные подходы при обращении с несовершеннолетними. В соответствии с этими подходами общество берет на себя миссию обеспечения позитивной социализации по отношению к тем детям, кто не имеет заботящейся о них семьи. Формы работы по позитивной социализации должны были дать запущенному и заброшенному ребенку то, что другим детям давала семья. Специальные заведения предоставляли такому ребенку отсутствующий кров, включали в определенную среду и помогали восполнить своевременно не приобретенные или утраченные социальные навыки.

Ювенальная юстиция возникла в тот момент, когда попечительские (реабилитационные) схемы обращения с подростками были универсализированы и распространены на подростковую преступность. При этом они заняли то место, которое традиционно занимали карательные способы реагирования на преступления. Переход был связан с переворотом в мышлении, который состоял, в частности, в том, что понятие преступления в его классическом уголовно-правовом варианте (со времен Ч.Беккариа) – как нарушения уголовного закона – перестали относить к криминальным ситуациям с участием подростков.

Подобное нарушение оценивалось теперь не как преступление, требующее наказания, а как отклонение, пусть иного вида, чем, к примеру, бродяжничество, но отклонение, вызванное сложившимися социальными обстоятельствами и требующее реабилитационного реагирования, а не тюремного заключения. Одновременно активисты движения искали практические способы некарательного воздействия на подростковую преступность (и не только на нее).

Идеологи движения "За спасение детей" руководствовались общим принципом: носители отклоняющегося поведения должны быть возвращены в русло позитивной социализации, т.е. реабилитированы, а не наказаны. Для рассмотрения дел о несовершеннолетних было введено новое понятие "правонарушитель" (delinquent), отличающееся от понятия "преступник" (criminal). Возник формальный статус несовершеннолетнего правонарушителя (носителя отклоняющегося поведения, в рамках которого были объединены такие различные группы подростков, как нищенствующие, бродяги (т.е. беспризорные в широком смысле – основной контингент приютов), непослушные (недисциплинированные дети) и – собственно нарушители уголовного закона. Все эти группы, чья жизнь или поведение являли собой то или иное "отклонение", и образовали объект деятельности в ювенальной юстиции. В этом понятии – отклоняющегося поведения – оказались включены, сближены и приравнены друг к другу и нарушение уголовного закона, и недисциплинированность, и бродяжничество.

Как отмечает П.И. Люблинский, в ведение американских судов для несовершеннолетних начала XX века "передаются дела относительно подростков до 17, а иногда до 18 лет, находящихся в состоянии "преступности" (delinquency)... "Делинквентами" назывались в более ранних законах относительно несовершеннолетних: 1) те, которые нарушили закон государства или обязательное постановление местной власти, и 2) те, которые являются неисправимо порочными. Позднейшие законы значительно расширили это понятие, присоединив к нему следующие категории: 1) подростков, сознательно общающихся с ворами и порочными людьми, 2) скрывшихся из дому без ведома родителей или опекунов или без уважительной причины, 3) проводящих время в праздности и преступлениях, 4) сознательно посещающих дома, пользующиеся дурной репутацией, 5) бродящих ночью по улицам, рельсовым путям или около складов, 6) входящих в вагоны без надлежащего права, 7) употребляющих бранные и непристойные выражения, 8) проявляющих безнравственность и бесстыдство" [22, с. 96].

Постепенно ювенальная юстиция стала оформляться как особая сфера деятельности и знания³. Первое время, пока шел процесс утверждения ее статуса и определения "территории" по отношению к традиционному уголовному правосудию, преступность несовершеннолетних привлекала к себе внимание практически и идейно. Затем появилась необходимость в проведении концептуальной границы применения разных подходов. Это "выяснение соотношений" между уголовным правосудием и ювенальной юстицией сопровождалось процессом обоснования и углубления предмета ювенальной юстиции с привлечением социологического и криминологического знания.

Формирование корпуса знаний, обслуживающих ювенальную юстицию, было отчасти обусловлено тем, что развивающиеся криминологические и социологические исследования регулярно обращали внимание на те аспекты жизни подростков, в свете которых их поведение рассматривалось как социально программируемое к антиобщественному исходу. Таким образом, автоматически возникал вопрос: "Зачем же ждать, когда подросток совершит фактическое преступление? Не правильнее ли будет работать с ситуациями тех подростков, кто не совершил никакого уголовного преступления, но чья социализация и психика уже сейчас реально разрушаются, тех, в поведении и жизни которых уже проявляется действие той же самой криминализирующей общество "социальной программы"?

Такой взгляд стал следствием привнесенного из социологических и криминологических исследований осознания, что в ряде случаев поведение подростков (в том числе и преступное) программируется особыми социальными обстоятельствами, причины противоправного поведения стали обнаруживаться в процессах социализации. В 90-е годы XIX века эту идею следующим образом выразил Иллинойский совет общественной благотворительности:

Ребенок, воспитанный в невежестве и пороке и ставший в результате этого нищим или преступником, в свою очередь, скорее всего, станет родителем преступников. Американцы уже не искали в теологических постулатах греховности и врожденной порочности человека объяснения причин преступности... Получили распространение более социологические объяснения, авторы которых видели причины преступности в разрушении семейных устоев, вызванном нестабильностью жизни в Америке в период быстрой индустриализации... Светский гуманистический характер эпохи проявился в том, что... реформаторы обратили внимание на внешние социальные силы, оказывающие воздействие на ребенка, и попытались установить над ними контроль с целью предупреждения неправомерного поведения несовершеннолетних" [3,с.154-155].

За счет такого понимания обосновывалось объединение в одном понятии детей-правонарушителей и детей группы риска. Появился единый объект деятельности специалистов ювенальной юстиции: дети с отклоняющимся поведением, включающий обе группы. Можно сказать, что ювенальная юстиция получила свое начало и основание через представление о подростке и его взрослении как определяемом окружающей его социальной средой. В частности, семья рассматривалась как важнейшая социальная среда (и сила!), непосредственно формирующая подростка в соответствии с социальными нормами.

В недавно переведенной на русской язык работе Патриции Ханиган прямо поддерживается этот взгляд:

В детстве и отрочестве человек учится соблюдать социальные нормы: это процесс социализации, посредством которой происходит социальное регулирование... Регулирование в психосоциальном плане осуществляется благодаря совокупности ограничений и связей молодого человека со средой. Привязанность к среде и определенные обязательства по отношению к ней являются мощными регуляторами. Действительно, чем больше молодой человек привязан к своей среде (семья, школа и сверстники), тем легче он согласится выполнять нормы, предписанные этой средой. Чем больше молодой человек привязан к своей среде, тем легче он смирится с навязанными ограничениями и усвоит их. Короче говоря, ограничения (правила), являющиеся законами и социальными нормами, будут соблюдены, приняты и усвоены. В этот момент можно говорить об усвоенных ценностях, о самоконтроле и об умении сдерживать свои желания. Хорошо социализированный индивид (тот, кто выполняет принятую им социальную роль, кто утвердил свое "я", кто привязан к своей среде) владеет средствами, необходимыми для противостояния преступности. У большинства подростков эти механизмы постепенно развиваются. Однако проблемы, переживаемые в семье, в школе или со сверстниками будут мешать нормальному функционированию механизмов регуляции... [19,с.110].

Социально-реабилитационная работа в ювенальной юстиции проходила под знаком распространения общественного и государственного контроля на социальные силы, формирующие подростка. Она состояла главным образом в исключении подростков из одних социальных сред (патологические семьи и уличные группировки) и включении в другие (искусственно создаваемые в виде особых организаций – реформаториев, приютов, клубов и т.п.), где стала бы возможной их позитивная социализация. Суд и использовался для принятия необходимых в том или ином случае властных решений.

Глядя из сегодняшнего дня, можно сказать, что ювенальная юстиция формировалась вокруг осознания эффектов программирующего влияния социальной среды. Основатели ювенальной юстиции поняли, что объективно имеют дело со своеобразными ситуациями, обусловливающими дефекты в социализации молодых людей, их криминальное заражение и тем самым программирующими их будущее. Если детей вовремя не "вынуть" из пагубно действующего на них социального окружения, такая программа наверняка "сработает". В свете этого обстоятельства подобные ситуации рассматривались как криминализирующие общество, и работа с ними новыми средствами (в том числе усилиями по реабилитации) становилась важной миссией ювенальной юстиции. Применение же уголовных наказаний приводило только к ускорению антисоциального исхода, поскольку молодые люди в этом случае попадали в своеобразный "инкубатор преступности".

С этого времени усилия, затрачиваемые на:

• выведение подростков из среды и жизненных обстоятельств, препятствующих их нормальной социализации;
• вовлечение в такие мероприятия и формы общежития, в которых они могли бы формироваться в качестве полноценных членов общества (и вместе с тем локально прервать действие криминализирующих общество процессов);
• конструирование всех необходимых для этого способов и технологий деятельности – и стали собственными (не дублируемыми никаким другим институтом) общественно значимыми функциями ювенальной юстиции и одновременно ее проблемно-содержательным полем.

Формирование ювенальной юстиции состояло не просто в издании определенных законов, выделении мест для специальных судей и возникновении должности попечителя. Это был, прежде всего, переворот в мышлении и деятельности, который позволяет говорить о возникновении ювенальной юстиции как новой практики, созданной человечеством в XIX веке.

Произошло закрепление новых деятельных связей суд-попечительство-общественность в определенной структуре знания, куда входило знание о причинах отклоняющегося поведения детей и знание о способах работы с такими детьми. Историческая роль американского движения "За спасение детей" состоит в том, что оно задало миссию и интеллектуальный контекст новой практики, показало, что можно и нужно отказаться от уголовно-карательного обращения с подростками, и приступило к созданию попечительских (реабилитационных) форм деятельности.

Первые суды для несовершеннолетних восприняли сложившуюся в XIX веке в различных штатах Америки схему обращения с двумя вышеуказанными группами детей и начали реализовать ее на основе нового юридического статуса детей (делинквенты). В отношении подростков, входивших в эти группы, суд наделялся миссией их социализации, а также широкими полномочиями, и с этих позиций регулировал обращение и надзор над находящимися на иждивении, запущенными и склонными к правонарушениям детьми⁴.

Воспитательная (социально-реабилитационная) направленность ювенальнои юстиции определила три ключевых положения, которые регулировали ее деятельность:

1) дети-правонарушители подлежат заботе и попечению;

2) суд берет на себя управление этим процессом;

3) "судебное производство рассматривается скорее как спор об опеке, чем уголовный процесс" [22, с. 98].

Главными фигурами ювенального суда стали судьи и государственные и общественные попечители. При этом суду поручалось руководство службами попечительского надзора. Обязанности должностных попечителей сводились к:

1) расследованию состояния и окружающей среды каждого ребенка представленного в суде;

2) присутствию на суде для сообщения сведений о несовершеннолетнем и для поддержки его интересов;

3) производству отдельных расследований по поручению суда, и

4) принятию на себя попечительского надзора за несовершеннолетним до и после судебного разбирательства [22, с. 102].

Ювенальный судья, опираясь на доклад должностного попечителя, принимал необходимые властно-правовые решения. Его деятельность качественно отличалась от работы судьи в обычном уголовном процессе.

Вот как выглядело, по описанию известного российского юриста профессора П.И. Люблинского (изучавшего новый опыт на основе непосредственного наблюдения за работой американского "детского" суда), пространство для "слушания дела" одного судьи г. Бостона: "Все дела относительно несовершеннолетних слушаются H.Baker'oM в его кабинете. Это небольшая уютная комнатка, где на небольшом возвышении стоит небольшой стол с креслом судьи; непосредственно подле кресла – небольшой помост для несовершеннолетнего. Ребенок, стоя здесь, находится на одном уровне с лицом судьи, и судья может всегда положить ему на плечо свою руку" (22, с. 104).
Обычный порядок при разборе дела был следующим. Сначала дежурный попечитель докладывает о стоящих на очереди делах. Затем – принятие "жалоб" и "прошений" на проступки несовершеннолетних. Судья ведет переговоры с посетителями, затем передает дела попечителям. При этом судья связывается с различными учреждениями, которые могут принять ребенка, если обнаруживается, что необходимо помещение ребенка в приют. Затем идет расследование дела. В отсутствие ребенка допрашиваются свидетели, затем родители. В разговоре с родителями судья изучает прошлое ребенка, совещается с ними, иногда делает грозное предупреждение. После этого родители удаляются, чтобы ребенок не боялся, поскольку те часто учат детей, что говорить, а что нет. После этого происходит разговор судьи с ребенком с глазу на глаз.

"– Ну, Вилли, скажи, ты знаешь, почему тебя привели в суд?

- Должно быть, N жаловался, что я взял у него деньги.

- Ну, расскажи, как это случилось...
И подросток обыкновенно рассказывает, причем все попытки его каким-либо образом исказить обстоятельства дела немедленно пресекаются замечаниями судьи.

- Припомни хорошенько, действительно ли дело обстояло так? Ты должен рассказать всю правду".
Большую роль при этой беседе играют слезы. Появление слез, искренних, горячих слез, на глазах ребенка – первый и верный признак, что сердце его завоевано и раскаяние возможно...

Опытный судья всегда различает слезы трусости или притворства от слез искреннего раскаяния, подступивших к горлу. Часто плачут в суде для несовершеннолетних и родители, и дети, и этой очистительной силой слез здесь порой смывается тот накопившийся слой грубости, злобы и взаимного непонимания, который губил семью, толкал ребенка к преступлению, и ожесточал родителей.

Окончив беседу, которая касается не только учиненного проступка, но и успехов в школе, товарищей, вкусов ребенка и т.д., судья... приглашает попечителя, родителей и потерпевшего в свой кабинет.

– Вилли признал, что он взял деньги от N; я признаю его нарушившим закон, и он имеет право принести на это жалобу.

Это – провозглашение приговора... За провозглашением приговора идет труднейшая часть всего процесса – избрание подходящей воспитательной меры. Для этого снова происходит совещание судьи с родителями и попечителем, при этом судья указывает родителям на те промахи в воспитании ребенка, какие должны быть отнесены на их счет. В редких случаях судья сразу назначает ту или иную окончательную меру. Обыкновенно более серьезные меры назначаются условно – в случае недейственности других" [22, с. 105-107].

Меры, обычно применявшиеся судьями к подросткам, состояли в следующем:

– лечение;

– изоляция ребенка от дурной среды
(товарищей, родителей и т.д.);

– возмещение ребенком из карманных
денег, если он нанес кому-либо материальный ущерб;

– для менее взрослых детей может назначаться та или иная поучительная воспитательная мера (например, судья может поручить ребенку переписать ту или иную книгу. Через некоторое время провинившийся должен явиться к судье и показать переписанную книгу);

– временное помещение в приют;

– в случае серьезной испорченности могло быть назначено тюремное заключение.

Роль судьи не ограничивалась только работой с детьми. Важная роль отводилась работе с родителями. Здесь судья мог использовать возможности попечителей и общественности, наложить на родителей штраф, заставить их вносить деньги на содержание ребенка в приюте и принять другие меры, направленные прежде всего на создание для ребенка нормальных условий жизни в семье и воссоединение родителей и детей.

В распоряжении судьи имеются два должностных попечителя, оплачиваемых государством. Нехватка попечителей частично восполнялась участием благотворительных обществ (см. [22, с. 107-110]).

Итак,

— личностный и заинтересованный подход к ребенку;

— особая организация помещения;

— специальная процедура;

— акцент на помощь, а не наказание (использование разных мер, их набор и сочетание диктуются конкретной ситуацией);

— опора в реализации назначенных мер на государственных попечителей и общественность, обсуждение с попечителями и родителями назначаемых воспитательных и лечебных мер – вот основные принципы и условия деятельности ювенального судьи.

Важнейшая роль отводилась способу взаимодействия судьи и ребенка. Первый гуманитарный конгресс, посвященный анализу десятилетнего опыта ювенальной юстиции США, в своей резолюции отметил, что органы, которым поручено рассмотрение дел относительно их несовершеннолетних, в том числе и органы, производящие расследование по таким делам, должны быть избираемы прежде всего в зависимости от их способности понимать детей и симпатизировать им и, кроме того, должны иметь специальные познания в области социальных и психологических наук (см.[23]).

Надо отметить, что институты ювенальной юстиции как альтернативы уголовному карательному подходу, как способ реагирования на массовые социальные проблемы молодых людей стали сенсацией начала XX века и очень быстро завоевали себе сторонников во всем мире. В первые двадцать лет после учреждения чикагского суда национальные системы ювенальной юстиции возникли в Канаде (закон от 20 июля 1908 г.), в Англии и Уэльсе (август 1905 г.), в Германии (1907-1908), во Франции (Закон от 22 июля 1912 г. вступил в силу в марте 1914), в Бельгии, Австрии, Испании, Италии, России, Венгрии Румынии, Польше и т.д. (см. [21]стр. 36-38).

Огосударствление ювенальной юстиции в США.

Эффективность отправления правосудия в отношении несовершеннолетних в США в конце XIX-начале XX века во многом определялось фигурой судьи.
Личность судьи, – отмечал известный судья по делам несовершеннолетних Бэрроу, – является элементом огромного значения для успеха всякого "детского" суда. Такой суд не может быть отправляем по автоматическим или механическим моделям... Стойкий гуманный человек, обладающий тактом, большим личным влиянием и знанием закона, знающий детей и могущий снискать их доверие, является тем человеком, который нужен для этого дела (цит. по [8, с. 23]).

Неформальный контакт судьи с несовершеннолетним стал важнейшей частью процедуры, поскольку необходимо было добиться осознанного включения ребенка в реабилитационные практики. Кроме того, сами воспитательные учреждения в период действия первых ювенальных судов находились под патронажем благотворительных организаций. И успехи первых судов обусловлены именно этими факторами: личностным характером работы судьи и участием в работе по реабилитации многочисленных общественных (благотворительных) организаций. Реабилитационная работа строилась как определенный способ личностного участия представителей различных организаций и граждан в поиске выхода из трудной жизненной ситуации ребенка. Такая деятельность включала задержание, неформальный контакт судьи и несовершеннолетнего, попечительский надзор, работу с родственниками. При этом поле ювенальной юстиции охватывало целый спектр значимых подростковых ситуаций: прогулы и нарушение школьного режима, конфликты в семье, бездомность, правонарушения и преступления.

Таким образом, в первый период деятельности ювенальных судов в США стали возникать ростки общественно-государственной системы деятельности по работе с детьми, "выпадающими" из позитивной социализации.

Однако позже эти мотивы личностного участия и неформальной заботы были утрачены, и ювенальный суд не смог победить определенных негативных тенденций, которые в конечном счете привели к кризису ювенальной юстиции в США. Что это были за тенденции?

Создателей системы попечительского надзора, приютов и реформаториев (закрытых воспитательных учреждений для подростков) не мог не волновать ключевой вопрос реабилитационного воздействия на подростков: каким образом в обозримые сроки изменить характер и поведение, которые являются естественно выросшими в определенной социальной среде и фактически становятся фундаментом человеческой личности [4]? Однако опыт первых судов, практика взаимодействия общественности и государства технологически не закрепилась. Массовая практика пошла по линии упрощения способов работы с правонарушителями, закрытые воспитательные учреждения стали вытеснять участие местных сообществ. Надзор за отклоняющимся поведением несовершеннолетних, который был учрежден и воплощен в работе органов ювенальной юстиции США, привел к широкому распространению "организационного принуждения" как способа обращения с молодыми людьми. Изоляция от общества, жесткий контроль и дисциплинарные санкции – вот в чем виделись условия надлежащего изменения поведения подростков-правонарушителей.

Тенденции огосударствления и помещение несовершеннолетних правонарушителей и детей группы риска в закрытые воспитательные учреждения без соблюдения надлежащих процессуальных гарантий вызвали резкую критику. В этом контексте общественное движение "За спасение детей", обвиняли в том, что оно "способствовало распространению государственного контроля на целый ряд явлений, борьба с которыми не велась или велась неформальными методами, а именно проступки характерные для детей бедняков: тунеядство, попрошайничество, бродяжничество, половая распущенность, невосприимчивость к воспитанию, пьянство, прогулы" |3, с. 159].
Во многом эта критика уводила в сторону от ювенальной юстиции, поскольку здесь никак не учитывалась ее реабилитационная миссия. По сути, эта критика, объединяясь с требованиями обеспечить защиту общества и наказание нарушителей, вела к возврату к формам обычного (взрослого) уголовного правосудия, необходимости организации гласного состязательного процесса, вынесения наказания по заслугам и т.п.
Эти факторы привели к тому, что в последние 20 лет многие штаты приняли законы, облегчающие передачу дел несовершеннолетних правонарушителей в суды для взрослых. По мнению некоторых исследователей, это было следствием разочарования и специалистов, и общественности в реабилитационной доктрине как таковой [5].

Реабилитационная парадигма и ее критика

Современные исследователи (например, Гордон Бейзмор) отмечают, что в основе миссии ювенальной юстиции с самого начала был акцент на заботе о детях и подростках в смысле ответа на их специфические проблемы и нужды, а не на решение проблем общества и граждан, испытывающих на себе последствия подростковой преступности.

Такую ограниченную ориентацию закрепляла парадигма, характеризующая первый этап истории ювенальной юстиции, известная как реабилитационная парадигма (или парадигма "индивидуализации обращения"):
"...обращение в этих судах (для несовершеннолетних) основывалось на медицинской модели, определенным образом объясняющей причины преступного поведения: оно рассматривалось как симптом скрытых нарушений, при этом природа и серьезность преступления были сравнительно менее важны, чем обеспечение терапевтических услуг для исцеления этих предполагаемых нарушений... Преступление не рассматривалось само по себе, оно являлось знаком нарушенных процессов социализации. Вмешательство (компетентных органов) старалось исправить это социальное отклонение, применяя методы, адекватные личностным проблемам и нуждам молодого правонарушителя" [5, с. 65, 68].

В этом контексте в рамках ювенальной юстиции развивалась социальная работа и индивидуализированный подход. Задача формирования надежного позитивного члена общества зачастую требовала восполнения недополученных ребенком в силу тех или иных причин в семье и школе социальных навыков, коррекции поведения и т.п. Глубине (мере) десоциализации и заброшенности подростка отвечал индивидуально-реабилитационный подход, в рамках которого социальный работник вместе со специалистами по психотерапии с помощью различных тренингов и мероприятий по коррекции поведения создавал для каждого клиента индивидуальную программу реабилитации.

В дальнейшей истории ювенальной юстиции так понимаемый индивидуально-реабилитационный ("медицинский") подход привел к тому, что национальные системы ювенальной юстиции постепенно пополнялись разнообразными реабилитационными службами (тренинговыми, психотерапевтическими, социально-психологическими), работающими над "наладкой" психического аппарата подростка, его поведенческими особенностями, помогающими подростку освоить позитивные социальные роли и т.п. Этот процесс пополнения продолжается до сих пор⁵.

На этом этапе социальная работа представала как вовлечение подростков в деятельность этих служб, поддержание необходимой интенсивности и результативности прохождения их подростками. Социальные работники приняли на себя функцию эффективной соорганизации различных служб и подразделений, развития внутренних связей между ними и общей интенсификации деятельности.

Описанная организация работ в ювенальной юстиции не только оставляла за бортом традиционные задачи правосудия, она "выносила за скобки" преступное поведение подростка и была равнодушна к обидам и ущербу, который принесли поступки подростка другим людям или обществу. И начиная с середины XX века, началась критика реабилитационной парадигмы и реабилитационной миссии ювенальной юстиции. Такая критика подчеркивала, что программы предоставляют только выгоды для преступников и ничего или мало требуют от них взамен.

Гордон Бейзмор так восстанавливает эту линию критики:

Несмотря на свою неадекватность, наказание, по мнению общества, по крайней мере, хоть как-то связано с преступлением. В то время как подход индивидуализации обращения связан исключительно с нуждами преступника. Для большинства граждан программы, обеспечивающие индивидуальное обращение в области ювенальной юстиции, предоставляют только выгоды для преступников и ничего или мало требуют от них взамен. Идея подхода индивидуализации обращения почти не несет в себе попытки донести до преступника, что он (или она) причинил ущерб кому-то, должен предпринять определенные действия для его возмещения, загладить свою вину и отвечать за последствия, связанные с ущербом, нанесенным этим преступлением. Более того, так как индивидуализация обращения в основном ничего не требует от преступников помимо участия в консультациях или лечебно-терапевтических мероприятиях, эти меры мало способствуют укреплению традиционных общественных ценностей таких, например, как рабочая этика [5, с. 70].

Кроме того, подросток в этой системе рассматривается как пассивный получатель социальных услуг, но не как субъект разрешения ситуации, в которую он попал. Субъект, от действий которого зависит нормализация самочувствия жертвы, возмещение ущерба и, в конечном счете, его собственные отношения с обществом.

Таким образом, один из уроков истории ювенальной юстиции в США состоит в том, что построение системы ювенальной юстиции на основе доминирования реабилитационной парадигмы ведет к глубокому разочарованию широкого слоя общества в этой системе, поскольку сама эта парадигма носит ограниченный характер.

Второй урок связан с вопросом о природе контроля, распространяемого на подростков, роли семьи и окружения подростка в его реабилитации. Органы и специалисты ювенальной юстиции оказались не в состоянии вовлекать в работу по реабилитаций нарушителя те социальные группы, в которых он живет и действует. Если нарушитель становится частью "спецконтингента" реформатория, то он просто превращается в объект манипуляций специалистов по исправлению поведения, далеких от его повседневной жизни, а потому и не значимых для него. Вместо включения подростка в жизнь местного сообщества в позитивных ролях и укрепления его связей с родственным кругом, он (она) в ходе "исправительных" мероприятий зачастую подвергались клеймению и дополнительному отчуждению от своего сообщества. Формы социального контроля над поведением несовершеннолетних, воплощенные в ювенальной юстиции США, ослабили участие семьи, ближайшего социального окружения и местного сообщества в процессе исправления подростка. Применявшиеся средства - институт пробации и закрытые воспитательные учреждения - не акцентировали причастность молодого человека своему сообществу, где он мог бы добиваться признания в качестве его позитивного члена.

Восстановительное правосудие и ювенальная юстиция

Восстановительное правосудие стало в определенном смысле ответом на тот кризис, который переживала во многих странах ювенальная юстиция.

На протяжении второй половины XX века в ряде стран происходит качественная коррекция миссии и принципов ювенальной юстиции, сложившихся в конце XIX века под влиянием реабилитационной парадигмы. Эта коррекция проявилась в реформах⁶ и принятии нового законодательства. В сами принципы ювенальной юстиции впервые в ее истории была включена необходимость обеспечения защиты общества от противоправного поведения молодежи и ответственности для правонарушителей. Эти акценты определенно контрастировали с прежней философией, в рамках которой делинквент рассматривался исключительно как ребенок, ставший жертвой неправильных жизненных установок и заблуждений, ребенок, нуждающийся в помощи, поощрении и содействии. Сегодня, в противоположность такому пониманию, новозеландская модель ювенального суда исходит из следующей установленной законом цели: обеспечить, чтобы малолетний правонарушитель "отвечал за свое поведение и принимал на себя ответственность за него..., чтобы все его нужды находили признание, и он имел возможность в будущем развиваться как ответственный, приносящий пользу себе и обществу человек"⁷. Аналогично в Канаде в Законе "О молодых правонарушителях" было провозглашено

"...а.1) подростки ни в коем случае не должны быть приравнены к взрослым, в том, что касается уровня их ответственности и последствий их поступков; тем не менее, молодые правонарушители должны нести ответственность за свои правонарушения;

б) хотя общество должно принимать разумные меры, чтобы предотвратить
преступное поведение молодежи, оно должно быть в состоянии защитить себя
от любого незаконного поведения;

в) положение молодых правонарушителей требует надзора, дисциплины и заботы; при этом, учитывая зависимое состояние, в котором они находятся, степень их развития и зрелости, они испытывают специфические потребности и нуждаются в помощи и советах;

в. 1) ресоциализация молодого правонарушителя всякий раз, когда это возможно, направлена на защиту общества, что является одной из основных целей уголовного права применительно к молодежи; добиться ресоциализации можно только учитывая потребности молодого человека и обстоятельства, способные объяснить его поведение;

г) если молодых правонарушителей решено привлечь к ответственности, следует рассматривать возможность замены судебной процедуры, предусмотренной настоящим законом в целях защиты общества, альтернативными мерами..." [20, с. 10].

Провозглашение этих принципов отнюдь не было шагом назад к карательному подходу, потому что сама коррекция происходила на новой практической почве - возникновения и расширения практики восстановительного правосудия.

Ответственность правонарушителя здесь понимается не как наказание в различных его ипостасях (штрафы, лишение свободы и пр.), а как осознание совершенного зла и возмещение нанесенного ущерба своими силами. Важным в этом подходе является участие жертв, совместное (правонарушителя и жертвы с помощью подготовленного ведущего) обсуждение самой ситуации и путей ее разрешения.

Другая важная особенность практик восстановительного правосудия, которую следует подчеркнуть, - углубленное вовлечение ближайшего социального окружения подростка-нарушителя и его родственников в работу по его исправлению и помощь ему в возмещении ущерба жертве, поддержка чувства ответственности за содеянное. Так, в Новой Зеландии, функция разрешения дела (о правонарушении подростка) отделилась от профессионального суда и стала выполняться во внесудебных формах на семейных конференциях. Такая программа позволяет технологично и социально обоснованно подходить к разрешению дела, включая сюда аспекты восстановления справедливости, возмещения ущерба потерпевшей стороне, реабилитации участников и ответственности нарушителя - и все это при глубоком участии семьи правонарушителя. В ряде стран противоречие, которое, казалось, стало возникать в рамках ювенальной юстиции - между принципом минимизации контактов с судебной системой и необходимостью обеспечить ответственность для несовершеннолетнего правонарушителя естественно разрешилось в программах восстановительного правосудия. Восстановительное правосудие делает возможной новую деятельную связь в ювенальной юстиции: суд-восстановление-общественность.

ЛИТЕРАТУРА

1. Щедровицкий Г.П. Проблемы построения системной теории сложного "популятивного" объекта //в сборнике Системные исследования. Ежегодник 1975, М., 1976.
2. Щедровицкий Г.П. Исходные представления и категориальные средства теории деятельности // Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании (теория и методология). М. ЦНИПИАСС "Стройиздат" 1975.
3. Уголовная юстиция: проблемы международного сотрудничества. М., Бек, 1995.
4. Берджес Э. Заводной апельсин. М.,1999.
5. Бэйзмор Г. Три парадигмы ювенальной юстиции // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Вып. 1. М.: MOO Центр "Судебно-правовая реформа". 1999.
6. Лювенская декларация "О необходимости поддержки восстановительного подхода к подростковой преступности" // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Вып. 1. М.: МОО Центр "Судебно-правовая реформа". 1999. С.
7. Кристи Н. Конфликты как собственность // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Вып. 1. М.: МОО Центр "Судебно-правовая реформа". 1999. С.
8. Мельникова Э. Правосудие по делам несовершеннолетних: история и современность. М. 1990.
9. Platt A.M. The Child Savers: The Invention of Delinquency. Chicago: the University of Chicago Press. 1977.
10. Шнайдер Г.Й. Криминология. М., Универс, 1994.
11. Этциони А. Новое золотое правило. Сообщество и нравственность в демократическом обществе // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М.: Академия.
12. Зер X. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание. М.: МОО Центр "Судебно-правовая реформа". 1998.
13. Мельникова Э., Ветрова Г. Российская модель ювенальной юстиции (теоретическая концепция) // Правозащитник. 1996. № 1.
14. Забрянский Г.И. Социология преступности несовершеннолетних. Минск: Минсктип-проект, 1997.
15. Панкратов В.В. Молодежь, преступность, правосудие / Под ред. Коробейникова Б.В. Акад. МВД СССР. VII Конгр. ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями (Милан, авг.-сент. 1985 г.). М. 1985.
16. Максудов Р., Флямер М., Грасенкова А. "Институт примирения в уголовном процессе: необходимость и условия развития"// Правозащитник №2, 1998 г.
17. Защита прав ребенка (социальные и юридические аспекты) М.: Российский благотворительный фонд "Нет алкоголизму и наркомании" ("НАН"), 1999.
18. Флямер М.Г. Реформы в уголовном правосудии и перспективы восстановления социальной культуры России. // Правосудие по делам несовершеннолетних. Перспективы развития. Выпуск 1, - МОО Центр "Судебно-правовая реформа". Москва, 1999.
19. Ханниган П. Молодежь, испытывающая трудности. М.: Интердиалект +, 1999.
20. Правосудие по делам несовершеннолетних. Мировая мозаика и перспективы развития. Вып. 2. В 2 кн. Кн. П. / Под ред. М. Г. Флямера. МОО "Центр судебно-правовая реформа". 2000.
21. Тарасова Е.П. Детские суды за границей //Дети-преступники / Под ред. М.Н. Гернета. М.1912.
22. Люблинский П.И. Суды для несовершеннолетними в Америке как воспитательные и социальные центры // Вестник воспитания. Кн. III. M., 1911.
23. Мельникова Э., Ветрова Г. Проект закона о ювенальной юстиции // Правозащитник. 1996. № 2.
24. Э.Б.Мельникова Ювенальная юстиция. Учебное пособие для студентов юридических высших образовательных учреждений. М. Российский благотворительный фонд "Нет алкоголизму и наркомании", 1999.