В Петербурге состоялись публичные слушания «Ювенальная юстиция: за и против». То, что уже давно прижилось в ведущих странах, пока еще не нашло свою почву в нашей стране. Почему? — выяснял наш корреспондент Андрей Рысев.

20 мая 2010 г. в Петербурге Управление юстиции по Петербургу и Ленобласти, совместно с Уполномоченными по правам человека и ребенка провели публичные слушания на тему «Ювенальная юстиция: за и против». В конференц-зале филиала Правовой академии в соответствии с названием встречи собрались как защитники введения такого института, так и жесткие противники.

Начать, пожалуй, стоит с того, что такое ювенальная юстиция. Вот как трактует ее Википедия: «Ювенальная юстиция (от лат. juvenalis — юный и юстиция) — система государственных органов, осуществляющих правосудие по делам о преступлениях и правонарушениях, совершенных несовершеннолетними, а также государственных и негосударственных структур, проводящих контроль за исправлением и реабилитацией несовершеннолетних преступников и профилактику детской преступности, социальную защиту семьи и прав ребенка.

Целью выделения ювенальной юстиции из общей системы правоохранительных органов является необходимость соблюдения особого порядка работы с несовершеннолетними, позволяющего обеспечить дополнительные гарантии прав этой категории лиц».

Еще перед началом слушаний корреспондент Когита!ру поинтересовался у помощников наших омбудсменов — а все ли присутствующие знают, что это такое. «Думаю, что да, — ответили они, — но послушаем — поймем...» И как-то загадочно при этом улыбались. И, увы, мои переживания оправдались. Стоило бы каждому раздать карточки с формулировкой, которая была представлена выше. Впрочем, незнакомы с понятием были немногие, что радовало.

Почему в России до сих пор нет такого института? Ответ на этот вопрос сформулировал Руководитель Управления Министерства юстиции РФ по Петербургу и Ленобласти Сергей Погудин. Он хоть и сослался, что уже сейчас в Ростовской области действуют ювенальные суды и ювенальная юстиция (ЮЮ) фактически существует, «но так как вопрос введения ЮЮ в целом по стране не решен с 1995 года, когда он был поставлен впервые, это говорит о том, что часть населения страны выступает против данного института». Тем не менее, оценивая работу ростовских коллег, он сказал, что опыт оказался успешным.

Мнение юриста фактически парировал Уполномоченный по правам человека в Петербурге (УППЧ) Алексей Козырев. Он в приветственном слове сразу признался, что сам лично, видимо, не сторонник введения ювенальной юстиции в российское законодательство. Козырев отметил, что стоит прислушиваться к аргументам «против». А они указывают, что такой институт «подорвет авторитет взрослых в глазах детей, а также приведет к разрушению традиционного института семьи в России, где семья всегда была связана с духовностью и нравственностью. Вся история с введением ювенальной юстиции в любой стране связана с понятиями морали. Я понимаю опасения РПЦ, когда она говорит, что ЮЮ нарушает устои общества и семьи». Поделился омбудсмен и своим опытом: «Я сам недавно изучал этот вопрос в США, и у меня душа не принимала такую любовь американцев к судам, в том числе и дети в этом замечены». В качестве примера он вспомнил Макколея Калкина, сыгравшего главную роль в фильме «Один дома», который через суд оставил родителей «на бобах», не поделившись с ними деньгами.

Тем не менее, видимо, смиряясь с неизбежностью, он отметил, что можно и в ЮЮ найти положительные моменты. Тем не менее, подчеркнул омбудсмен, «вводить ЮЮ необходимо постепенно, делать это не так оголтело, как, к примеру, вводился Закон № 122 (более известный как закон о монетизации льгот. — Авт.) или Закон «О гражданстве», и предложил искать компромисс и находить положительное решение спорных вопросов.

Наконец, третий ведущий — Уполномоченный по правам ребенка Светлана Агапитова напомнила историю, когда в январе 1910 г. было принято решение об образовании особого суда по делам молодежи — то, что мы сейчас и называем ювенальным.

Дискуссия началась...

Выступавшие на слушаниях судьи выступили «за» введение данного института. Николай Шилов, председатель Ассоциации судей по делам несовершеннолетних, и проблемам семьи, председатель Василеостровского районного суда, рассказал, что еще в 1999 г. он и группа его коллег предложили выделить в отдельную специализацию судей, которые бы занимались несовершеннолетними и оказались пионерами в процессе введения ювенальной юстиции в Петербурге.

«Мы видели, что в колониях детей фактически калечат, и в первую очередь морально, а преступники-рецидивисты начинали свою преступную жизнь в юности. Даже в Советском Союзе ни о каком исправлении или перевоспитании несовершеннолетних правонарушителей речь все равно не шла. Отбывая наказание, эти ребята только приобретали криминальный опыт и связи. По статистике, до 85% отбывших наказание несовершеннолетних становятся рецидивистами. В итоге любой несовершеннолетний, совершивший правонарушение, всегда оказывался вдвойне виноватым — он становился жертвой обстоятельств, ситуации в семье и дурного влияния улицы или более взрослых.

С другой стороны, отмечает юрист: «Если бы молодой человек, даже попав в колонию, почувствовал какое-то понимание, то он обязательно смог бы найти себя в жизни».

Были названы и причины сегодняшнего положения вещей. В первую очередь, продолжает юрист, это «отсутствие в Уголовно-процессуальном кодексе прописанных методов анализа появления рецидивов. Кроме того, отсутствует правовая база общей системы реабилитации и воспитания, поэтому подростки и идут на повторные преступления. Сейчас в Петербурге 20% осужденных несовершеннолетних не связаны с местами лишения свободы. Но ими практически никто не занимается».

Есть и субъективные причины в том, что ювенальная система не может заработать в городе даже без решений на федеральном уровне. Николай Шилов отмечает, что «в Петербурге, в отличие от Ростова, трудно найти помещения, куда можно посадить судей по делам несовершеннолетних. Но уже сейчас существует и успешно действует служба «Контакт» (Городской центр профилактики безнадзорности и наркозависимости несовершеннолетних «Контакт» информационно-консультационного центра для организации учета несовершеннолетних и молодежи, склонных к совершению правонарушений, вовлеченных в мероприятия по профилактике правонарушений — Когита!) — можно воспользоваться его площадками».

Поддержала коллегу и судья Городского суда Ольга Корчевская. Она рассказала о сложностях работы судей: «Нередко судьи, занимающиеся делами несовершеннолетних правонарушителей, оказываются перед дилеммой: с одной стороны, если такого подростка строго наказать, он все равно не исправится и наказание не пойдет ему во благо, с другой — если ему дать условный срок, им тоже никто не будет заниматься». Также она напомнила, что «в России не прописаны механизмы исполнения наказания несовершеннолетних, практически отсутствует система обязательных работ для подростков. Единственное подобного рода учреждение, где они могут получать работу, — это предприятие «Новое поколение», однако в рамках сегодняшнего законодательства подростки должны работать по месту жительства, но филиалы этого предприятия находятся далеко не во всех районах города».

Еще Ольга Корчевская предложила ввести такую форму, как «извинение перед потерпевшим. Примут это извинение или нет, это уже второй вопрос, но создать подобный механизм было бы возможно». При этом она напомнила такую форму, которая сейчас прописана в законодательстве — штраф с родителей. Но, по мнению юриста, «это фактически не является наказанием для подростка. Штраф оплачивают родители, а что ребенку с того?»

Также она повторила мнение Николая Шилова по поводу условного наказания. Г-жа Корчевская уточняет: «При условном наказании никто за ребенком не следит, а если он совершил повторное нарушение, тогда что — отменять предыдущее и назначать новое или продолжить? С другой стороны, соцработник зачастую не может войти в дом к такому осужденному, чтобы выяснить быт ребенка».

В ходе диспута были представлены и уже существующие в Петербурге реальные фрагменты ювенальных технологий. Помимо предприятия «Новое поколение», о котором говорилось выше, на Васильевском острове работает, например, благотворительный фонд «Центр социальной адаптации святителя Василия Великого». Его исполнительный директор Юлиана Никитина представила программы реабилитации осужденных подростков. Эту программу фонд разработал совместно с воспитательной колонией: согласно условиям программы подросток, вышедший из колонии или получивший условный срок, проходит в течение 100 дней трудовую реабилитацию в специальном центре при фонде. По словам Юлианы Никитиной, для ребят «наказание носит неформальный характер». Она представляет свою работу так: «Кто в первую очередь осужденный — ребенок или преступник?» Ответ сегодняшняя система наказания не дает или склоняется в сторону «преступник». А в фонде придерживаются противоположной точки зрения. Социальные работники, психологи пытаются развивать детей. Тому подспорье литературная студия, велодром, театральная студия и, как шутливо говорят сами подростки, «пытка музеями» — многие из них впервые перешагивают пороги Эрмитажа и Русского музея, хотя всю жизнь прожили в Петербурге.

Многие обозначенные выше вопросы, по мнению юристов, и входят в такое понятие, как «ювенальные технологии». Стоит отметить, что ювенальная юстиция является лишь частью этих технологий. Посмею также уточнить, что, во-первых, ребенок — это одна из важнейших ценностей человечества, во-вторых, без заботы о детях будущее нашей страны видится весьма туманным.

Это была первая, скажем так, мирная часть дискуссии. Продолжение следует.
Часть 2

Публичные слушания по вопросам возможного введения в нашей стране института ювенальной юстиции, которые прошли 20 мая 2010 г., не могли не стать площадкой для споров. Прения сторон состоялись. За ними продолжал наблюдать Андрей Рысев.

Действие, которое разворачивалось в ходе слушаний, проходило по классическому сценарию: завязка, кульминация и, наконец, развязка. Интересно было наблюдать и за действующими лицами. Противники вопроса периодически покачивали головами в ответ на информацию оппонентов и начинали о чем-то разговаривать между собой. И наоборот, после их выступлений начинались улюлюканья противоположной стороны. Даже ведущая слушаний, Уполномоченный по правам ребенка Светлана Агапитова находилась во власти оных. Сначала, когда высказывались сторонники ювенальной юстиции, внимательно их слушала и периодически что-то записывала. Но, когда стали выступать противники данного института, она вдруг отодвинула блокнот и начинала кивать в их поддержку. Однако затем, когда действие перешло в развязку, кажется, вновь мысленно перешла в стан сторонников. Однако все по порядку.

Статистику по данному вопросу представила Любовь Ежова — научный сотрудник Центра независимых социологических исследований, координатор проектов по социологии правоприменения. Она представила социологическое исследование, где анализировалось мнение 4 целевых групп в 3 регионах РФ: Санкт-Петербурге, Саратове, Ульяновске. Сначала в исследовании были представлены общие вопросы, такие как тяжесть наказания для несовершеннолетних преступников. Социологи выяснили, что 30% взрослых считают, что подростков наказывают недостаточно, в то же время 30% подростков считают, что наказания за преступления и правонарушения являются чрезмерно жестокими. Из тех, кто уже сейчас находится в колониях для несовершеннолетних, 80% считают, что получили наказание заслуженно, но 20% считают себя невиновными. Но самая страшная цифра: 18% граждан из этих регионов готовы пойти по стопам Сталина и считают, что к подросткам необходимо применять смертную казнь. Еще 20% не могут найти ответа на данный вопрос.

Что же касается самого института ювенальной юстиции, то вот мнения различных специалистов, так или иначе сталкивающихся с правонарушениями подростков:

Судьи: плюсы и минусы ЮЮ:

Плюсы:

+ Данные социального работника дают более полное представление о личности НП.

+ Эксперименты по ЮЮ позволяют привлечь подростков и изменить их сознание в сторону законопослушности.

+ Переоборудованные залы суда (без решеток, «клетки», светлые тона) снимают напряжение с НП.

+ Требуется изменение мировоззрения и сознания судей.

Минусы:

– С советского времени рассмотрение дела НП ведется самыми опытными судьями.

– Непонятен статус документов, представляемых в суд соцработником.

– Информацию, собранную соцработником, судья может получить сам, исследуя обстоятельства дела.

– Суд не должен брать на себя дополнительные функции (перевоспитание и пр.).

Эксперты:

Плюсы:

+ Должен быть специалист, который собирает информацию из разных источников, может прийти в семью, отвести родителей и ребенка к требуемому по ситуации специалисту (следствие; ресоциализация).

+ К НП должен быть особый подход, а в закрытых учреждениях с детьми должен работать не социальный работник, а психолог.

+ Необходимо развитие мер наказания, не связанных с лишением свободы.

+ Смещение целей правосудия от наказания к профилактике и перевоспитанию.

Минусы:

– За основу берутся различные модели ЮЮ, не до конца прорабатываются, без законодательной базы ни одна не может работать в полном объеме.

– Дублирование функций, «плагиат» социального работника; конкуренция с адвокатами.

– Снижение меры наказания, условное наказание ведет к попустительству и вседозволенности (соразмерность наказания).

– Должно быть снижение возраста за тяжкие преступления.

– Проблемой преступности НП должны заниматься профессионалы, а не соцработники.

Несовершеннолетние преступники и их родители: плюсы и минусы ЮЮ:

Плюсы:

+ В присутствии и при наличии соцработника — другое отношение к НП в ходе следствия, на суде.

+ Необходимо смягчение меры наказания для НП.

Минусы:

– В любом случае, приходится тратить деньги на адвоката.

Ну и, наконец, самое главное. Среди взрослого населения из числа опрошенных о ювенальной юстиции знают лишь 7%. Среди несовершеннолетних преступников о данном институте знают 12% опрошенных, среди законопослушных школьников — 0%.

К счастью, на слушаниях этот процент был несколько выше и, казалось, все встало на свои места. Но здесь настал черед противников внедрения ЮЮ. «Тяжелая артиллерия» сразу пошла в атаку.

Первым выступил Анатолий Степанов, главред информационно-аналитической службы «Русская народная линия». Он заявил, что попытки внедрения института ювенальной юстиции «вызвали движение массового протеста у родителей и у верующих всех конфессий».

Он также напомнил, что «22 апреля патриарх и представители всех конфессий выступили категорически против внедрения ЮЮ западного образца». Степанов продолжил: «Основной тезис наших претензий — ювенальная юстиция по западному образцу только усугубляет раскол в обществе и уничтожает семейные ценности».

Дальше — больше. Для наглядности порочности западных ценностей оратор припомнил перестроечные процессы: «Мы видим, к чему привело внедрение западных методик гайдаро-чубайсов, и сейчас лишь героическими усилиями нынешнего правительства наша экономика восстанавливается! То же самое будет и с ЮЮ». Не забыл коллега и СМИ, которые «поднимают и подогревают тему последние 5 лет, когда постоянно показывают некие сцены насилия. Создается впечатление, что родители озверели по отношению к своим детям, а ведь это единичные случаи».

Тут хочется ответить «достопочтенному» товарищу, что и насилие в семье, и педофильство, увы, не единичны. Но даже один случай смерти ребенка — это уже трагедия. А из позиции Степанова вытекает, что случаи насилия над детьми — это так, издержки производства, а сами дети как будто средства производства.

Еще одним оппонентом ЮЮ оказался Владимир Карасев, исполнительный директор «Православного благотворительного фонда поддержки материнства и детства»:

— В моей больнице 300 пациентов и еще большее число медперсонала, и ни один из них не высказался «за» внедрение ювенальной юстиции. Более того, я сейчас веду переговоры с председателем Государственной Думы Борисом Грызловым с целью разработать программу возрождения российской семьи, но никак не ЮЮ. Ювенальная юстиция внесет раскол в обществе, а также внесет раскол между обществом и правительством, а это уже вопрос политический.

Но, пожалуй, с самой пламенной речью выступила руководитель Некоммерческого партнерства в защиту семьи, детства, личности и здоровья «Родительский комитет» Любовь Качесова:

— Внедрение ЮЮ под видом защиты прав ребенка приведет к резкому росту случаев лишения родительских прав. Еще хуже дела обстоят с уже принятыми нормами. Где это видано, что лечение наркомании подростков старше 16 лет может проводиться без согласия родителей, а прерывание беременности и вовсе с 15. Как несовершеннолетняя может в 15 лет пойти на прерывание беременности, а родители и вовсе не знают об этом. А сексуальное образование в школах — это что? Более того, преподаватели и соцработники из 11 районов города были направлены на стажировку в Швецию, где их обучали, как вести уроки секса в школах... А что если ребенку и родителям такое образование запрещает религия? На Западе были случаи, когда после возмущений родителей в связи с тем, что религиозные каноны запрещали сексуальное образование, их отправляли в психиатрическую клинику...

Следующие аргументы оказались еще более «ужасающими»:

— В наших школах под видом защиты ребенка, без ведома родителей, заполняются анкеты, где его спрашивают о своих родителях, о его межличностных связях. Это не иначе как сбор информации для последующих досье...

И тут началось. Разговор перешел в полемику. Порой одновременно говорили 5–6 человек. Светлана Агапитова дважды прерывала споры, стуча карандашом по столу. Преподаватели, которые также участвовали в работе семинара, стали возмущенно спрашивать о статистике абортов, о тех школах, где проходит анкетирование. В ответ оратор отвечала, что «у нас есть такие обращения родителей». Но о том, сколько их, увы, сказать не смогла. Тут же общественность парировала, что «у нас в школах такое анкетирование запрещено законом». В общем, все эти голословные заявления были подвергнуты сомнению и абстракизму. Да и я, признаться, подумал, что порой психиатрическая клиника не всегда худшее место для реабилитации взрослых...

В завершение своего выступления Любовь Качесова, правда, сошла на более конструктивный тон и отметила необходимость создания центров по защите семьи. Также она подчеркнула, что «отбор ребенка из семьи может происходить только в исключительных случаях и только после проведения социальной, психологической реабилитационной помощи». Правда, все эти нормы, на мой взгляд, и являются частью ювенальных технологий.

Слово взял протоиерей Артемий Скрипкин, настоятель Петропавловского храма при Российском Государственном Педагогическом Университете Санкт-Петербурга. Он отметил, что «ювенальная юстиция — это мощнейший удар по семейным ценностям». Он рассказал, как, общаясь со своим гамбургским коллегой, тот ему сообщил, что за 3 последних года «благодаря ювенальной юстиции» из германских семей было изъято 75 тысяч детей. Также он представил свои цифры о количестве абортов в России. За последние 3 года их зафиксировано, по словам отца Артемия, 5 млн.

Тут, правда, опять отвлекусь. Да, действительно, количество абортов в нашей стране ужасающее, и большинство абортов совершается именно в возрасте до 30 лет, и зачастую несовершеннолетними. Но вот вопрос — 5 млн абортов, это как минимум 10 млн участников процесса и еще 20 млн их родителей и что среди них нет верующих? И что же РПЦ не повлияла на их юные души? С другой стороны, на том самом Западе количество абортов в десятки раз меньше...

Но вернемся в гущу событий. Протоиерей Олег Скоморох, заведующий сектором тюремного служения Петербургской епархии, наконец, донес главную истину, почему же РПЦ против ЮЮ. Вначале он отметил, что, к примеру, Краснодарская епархия постановила направить во все свои обители, храмы и монастыри требование «всячески противодействовать внедрению ювенальной юстиции». Ну а затем рассказал, что РПЦ уже представила собственное «учение о правах человека» и сейчас «займется подготовкой учения, касающегося семьи и несовершеннолетних детей».

Я полностью поддерживаю, что РПЦ участвует в реабилитации подростков, преступивших закон. Замечательно и наличие храмов при тюрьмах и колониях. Но вот она, истина. Похоже, РПЦ имеет свой взгляд и на права человека, и на права ребенка, и даже на правосудие. Ну и что, что светское государство. Церковь знает, как лучше...

Казалось, и это читалось в глазах Светланы Агапитовой, в стане противников ЮЮ прибыло. Но на защиту института все же встали психологи и представители НГО.

Дмитрий Шагашов, главный врач центра восстановительного лечения «Детская психиатрия», напомнил собравшимся, что «самые тяжелые физические травмы ребенок получает именно в семье и что, по официальной статистике, почти 90% несовершеннолетних правонарушителей в прошлом сами становились жертвами насилия со стороны родителей и других близких родственников». Также он рассказал о, увы, многочисленных случаях, когда «психологу или соцработнику невозможно попасть в квартиру, где живет проблемная семья и дети». И уж тем более не было возможности получить разрешение у таких родителей пообщаться с ребенком.

Сотрудник правозащитной организации «Гражданский контроль» Максим Тимофеев и вовсе разуверовал всех негодующих граждан, сказав: «Откуда вы взяли, что ювенальная юстиция может отнимать ребенка? Об этом ни в одном из документов не прописано! Это всего лишь правосудие по делам несовершеннолетних, где есть доля и нашей ответственности». Он также очень удивился реакции противников на то, что обязательно необходимо перенимать какой-то и западных образцов системы ювенальной юстиции. «Вот здесь ругали французскую, канадскую, американскую системы. Но есть и опыт в других странах, в той же Швеции или Финляндии. Ведь можно посмотреть на действие ЮЮ там и выбрать наиболее приемлемое для нас». Также он указал на еще один недостаток в теории противников: «Вот вы говорите об интересах семьи. Но как права ребенка могут быть отделены от интересов семьи? И вообще что такое интересы семьи, если это не лежит вкупе с интересами ребенка?»

И тут, наконец, я услышал тот самый вопрос, который задавал себе и представителям омбудсменов в самом начале. Директор Ресурсного правозащитного центра, член Правозащитного совета Петербурга Мария Каневская обратилась к собравшимся с вопросом: «А что мы здесь сегодня обсуждаем и о каком понятии говорим? Ведь если брать ювенальную юстицию непосредственно, то это действительно лишь сопровождение несовершеннолетних правонарушителей в суде. Но мы, скорее, сейчас обсуждаем ювенальные технологии, которые могут быть самые разнообразные». Она также отметила, что «не обязательно в точности копировать западный опыт, который в каждой стране свой, нужно вырабатывать свою систему, но ювенальная юстиция или другая система правовой защиты несовершеннолетних обязательно нужна российскому законодательству».

Жаль только, что вопрос о терминах и формулировках не прозвучал в самом начале, тогда, глядишь, присутствовавшие на семинаре лучше понимали бы друг друга.

Тут хочется вернуться к презентации Любови Ежовой, где есть раздел с ответом на вопрос «Что делать?»:

• —   Разработать модель ЮЮ для России и на основе этой концепции принять закон о ЮЮ.
  
• —   Внедрить концепцию «ведения случая» и индивидуальный план реабилитации конкретного ребенка.
  
• —   Шире информировать население.
  
• —   Постоянно повышать квалификацию специалистов, работающих с несовершеннолетними.
  
• —   Внедрить ювенальные технологии на всех уровнях.

И, похоже, процесс все-таки сдвинулся с мертвой точки. Светлана Агапитова в своем заключительном слове предложила всем собравшимся в течение двух недель подать в ее службу свои письменные предложения, чтобы уже в июне подготовить пакет документов для передачи в Министерство юстиции РФ. И добавила: «Думаю, что это наша далеко не последняя встреча».

Ну а для меня остался неясным лишь один вопрос. Неужели в нашей стране по-прежнему есть желание напарываться на свои грабли и, создавая особый путь, делать новые ошибки, или, может быть, попробовать поучиться на ошибках чужих? Может быть, стоит начать бороться со смертями в СИЗО, избиениями в медвытрезвителях, беззаконием в колониях, будь то краснокаменских или колпинских... И начать хотя бы с реабилитации несовершеннолетних, преступивших закон, а еще лучше с более раннего возраста с целью предупреждения преступлений. Это-то и есть ювенальные технологии. Тогда, может быть, и взрослых преступников будет меньше, и семьи будут распадаться реже. Я — «за»! А Вы?