Пермский региональный правозащитный центр предлагает вашему вниманию работу Сергея Владимировича Исаева, выполненную для круглого стола «Ювенальный вопрос в пенитенциарной системе России: диагноз проблем».

Данный краткий анализ не охватывает огромное количество проблем, связанных с социальной адаптацией подростков на воле, профилактики преступности несовершеннолетних. Отдельного внимания заслуживают вопросы отсутствия слаженного взаимодействия между различными органами государственной власти, занимающимися проблемами несовершеннолетних, отсутствие должного законодательного регулирования и ветхость внутренних инструкций пенитенциарных учреждений; вопросы семейной, трудовой неустроенности подростков, вышедших на волю; вопросы, связанные алкоголизмом и наркоманией подрастающего населения. Однако данный анализ и не имел целью охватить весь этот многочисленный перечень проблем. Все эти и многие другие вопросы остаются для открытого обсуждения участниками круглого стола, чья деятельность и профессиональная специализация поможет нам выявить наиболее острые проблемы в сфере ювенальной юстиции и, может быть, обозначить пути их решения.

Предлагаемая вниманию участников круглого стола работа не претендует на глубокое аналитическое исследование. В ней мы постарались описать то, чему сами не раз были свидетелями, проводя благотворительные мероприятия в ВК-1 (г. Пермь) и в ВК-2 (п. Гамово, Пермский район) и что, с нашей точки зрения, может представлять интерес при обсуждении проблем исполнения наказания в отношении несовершеннолетних граждан. Помимо собственных наблюдений, мы опирались на отзывы участников проекта социально-психологической реабилитации «Грань».
Исаев С.В.

Современные методы исполнения наказаний в отношении несовершеннолетних должны рассматриваться в единой связке с традиционными (постсоветскими) преимущественно репрессивными технологиями предупреждения правонарушений несовершеннолетними и карательным уголовным судопроизводством. Оценивая действенность системы отправления правосудия, достаточно будет простого сопоставления роста детской преступности, в которой неотъемлемым атрибутом является рост рецидивной (повторной) преступности и увеличение количества подростков, отбывающих наказание в воспитательных колониях неоднократно, чтобы убедиться в совершенной неэффективности и часто негативном эффекте процедур, применяемых к несовершеннолетним с девиантным поведением.

Очевидно, что усилия, направленные на законодательное и практическое закрепление принципов ювенальной юстиции в России, могли бы серьезно продвинуть решение многих серьезных проблем, с которыми приходится сталкиваться сегодня при отправлении правосудия в отношении несовершеннолетних, в том числе совершенно естественным образом отразится на УИС. Очевидно также, что это дело не ближайших нескольких дней. Полагаю, что по этой причине в течение еще нескольких лет инициативы в сфере ювенальной юстиции будут ограничены рамками действующего законодательства. По всей видимости, даже с учетом нового УПК и амнистии 2001 года, наполняемость воспитательных колоний ближайшие 2-3 года останется значительной.

К подобным выводам приводит анализ следующих цифр:

В 2-х воспитательных колониях Пермской области отбывает наказание порядка 800 подростков, значительная часть которых осуждены к лишению свободы, уже имея судимость. Еще до 500 находятся в 4-х следственных изоляторах.

Согласно «Статистическому отчету о работе судов первой инстанции по рассмотрению уголовных дел» в 2000 году судами Пермской области условно осуждены к лишению свободы и исправительным работам 3 009 несовершеннолетних, освобождено от наказания по амнистии 2000 г. 1 151 несовершеннолетний, осуждены к лишению свободы 1 265 несовершеннолетних, ранее судимых (без учета снятых и погашенных судимостей) - 943 человека, не работавших и не учившихся –1 147 человек; совершили преступление в состоянии алкогольного и другого опьянения – 1 414 человек.

До 80% воспитанников освобождают по УДО. Примерно 45% несовершеннолетних, попавших в сферу уголовной юстиции, были амнистированы в 2002 г.

По предварительным данным, примерно 31% амнистированных в 2000 году снова совершили преступления (имеются в виду не только подростки). Примерно такое же количество подростков, отбывших наказание, совершают новые преступления и возвращаются в воспитательные и исправительные колонии.

Приведенная статистика указывает не только на неэффективность воспитательной работы в ВК, но на низкое качество работы ОППН.

С точки зрения возможности ресоциализации осужденных подростков, пребывание их в ВК – это худший из возможных вариантов, т.к. подросток вовлекается в формальную систему правосудия и помещается в концентрированную криминогенную среду, его психическое развитие происходит в неестественном для человека замкнутом пространстве, насыщенном атрибутами несвободы.

Кроме того, усвоение индивидом на протяжении его жизни социальных норм и культурных ценностей того общества, к которому он принадлежит, и длительное пребывание в условиях изоляции от общества (в которых эти ценности в значительной степени деформируются, обозначены условно и схематично, ограничена сама возможность следования им) – внутренне противоречивые явления. Учреждение, обеспечивающее изоляцию от общества, перед которым ставится задача воспитания, не может не испытывать внутреннего противоречия. Понимание этого, с нашей точки зрения, крайне важно для предмета разговора.

Достаточно случайно сотрудники ПРПЦ получили возможность общения с подростками в карантине ВК-1. В двух камерах находилось 28 подростков, 16 из которых выказали желание индивидуально побеседовать с правозащитниками. Ребята задавали вопросы, вызванные беспокойством за родных (получение пособия, оплата коммунальных услуг, проезд на свидания, сообщили ли, где находится и т.п. – в 6 случаях), сомнением в обоснованности режимных требований (частота и обязательность прогулки, движение в строю, изъятие некоторых личных вещей и сигарет и т.д. – в 4 случаях), сомнением в законности приговора. К сожалению, мы столкнулись с очень возбужденным подростком с чудовищным шрамом на голове, болезненно реагировавшим на установленную норму выдачи сигарет – 2 штуки в день. С нашей точки зрения, парень нуждался в срочной медицинской и, возможно, психиатрической помощи.

Существуют более или менее обоснованные предположения, что в карантине ВК-1 знакомят не столько с формальными требованиями (ПВР), но с неформальной стороной жизни в колонии. Вероятно, это правильно. Коль скоро жизнь в колонии организована по «правильным понятиям», подросток должен быть подготовлен к вхождению в эту среду. Однако сотрудники учреждения, думается, преследуют и иные цели – использование теневой жизни для навязывания определенной модели поведения и, в конечном счете, для формального обеспечения «установленного порядка исполнения и отбывания наказания».

При том что за глаза ВК-2 называют «красной» зоной, отношение к «этапникам», прибывшим в карантин, очень напоминает то, что мы видели в ВК-1. Когда осенью текущего года туда поступил шестнадцатилетний Володя С., мы предупредили администрацию учреждения о его тяжелом кардиологическом заболевании (передали дубликаты медицинских документов и необходимые лекарства), исключающем эмоциональные нагрузки. Через 5 дней мальчик был срочно доставлен в реанимационное отделение больницы в состоянии клинической смерти.

Культивирование в ВК-2 таких же методов работы, как и в ВК-1, наглядно демонстрируется во время разводов на работы, которые проводят бригадиры из числа воспитанников, на подбор приземистые и широкие в кости. За ними неизменно следуют мальчишки поплоше, с доверенным им для ношения табелем.

Тревожность и конфликтность большей части подростков, находящихся в условиях карантина, не исчезает по мере привыкания несовершеннолетнего к условиям отбывания наказания в воспитательной колонии. В отрядах нам задают очень похожие вопросы и просят о помощи: второй месяц нахожусь в ВК-2, а мать до сих пор не приезжала на свидание, может, не знает где я? Отец, безработный, проживает в одном из депрессивных районов Пермской области, я уже восемь месяцев здесь, а он еще ни разу не приезжал. То же регистрируют гражданские психологи.

О своем тяжелом состоянии в период адаптирования к условиям жизни в Рязанской ВК, ставшего причиной нового преступления, рассказала Ирина Г. в интервью представителю ОЦС («Что нам делать с малолеткой?», М., 2000, с. 4). Тогда, в 1990 году, еще не было психологов в исправительных учреждениях, сегодня в каждой из названных воспитательных колоний по 4 психолога, но о результатах их работы пока судить трудно.

Так, воспитанники из карантина направляются в разновозрастный отряд по принципу соответствия уровню общеобразовательной подготовки. При этом рекомендации психологов, которые диагностируют вновь прибывших, практически не учитываются. Исключения касаются только случаев проявления крайних форм неприязни, требующих оперативного вмешательства. Возможно, работа «вхолостую» влияет на снижение профессиональных требований к специалистам.

Сами психологи учреждения жалуются на совершенно неэффективную систему организации труда специалистов. Им, в частности, вменяется в обязанность строевая и физподготовка, они обязательно участвуют в различного рода проверках, построениях, готовят многочисленные отчеты и т.д. и т.п. Видимо, проблема равномерности штатной нагрузки действительно существует. Например, на каждый отряд приходится всего 2 воспитателя, т.е. совершенно, на наш взгляд, недостаточно. В то время как людские ресурсы втрое превосходят ресурсы обычной школы (хотя мы понимаем, что подобное сравнение достаточно условно). В начале проекта «Грань» возникли опасения дублирования работы, быстро, впрочем, исчерпавшие себя, так как вся работа психологической службы воспитательных колоний направлена на регулирование отношений внутри колоний.

Психологи-участники проекта отмечают, что несамостоятельность («неумение организовать себя, организовать свою деятельность»), часто являющаяся поводом для совершения преступления, остается самой серьезной проблемой. Более того, стремление водить строем (в прямом и переносном смысле, т.е. когда не оставляют место для самостоятельного мышления) только усугубляет ее. Только двое из шестидесяти протестированных подростков уверенно формулируют перспективные планы. Школа подготовки к освобождению, которую посещают (в обязательном порядке) по пятницам в течение 3-х месяцев до освобождения воспитанники, оказать хоть какого-то влияния не в состоянии.

Очевидным минусом является недостаточное использование выводов психологов («индивидуальные программы ресоциализации воспитанников») в воспитательной работе.

С нашей точки зрения, воспитательная работа носит отпечаток режимных требований и потому не играет ведущей роли в «исправлении» подростка. Практика применения общих (массовых) наказаний, вероятно, находится с этим в одном причинно-следственном ряду. Сотрудники ПРПЦ были свидетелями отмены новогодних мероприятий из-за побега с территории ВК-1 воспитанника, который закончился трагически – воспитанника задержали за несколько сотен километров от колонии на месте убийства им старушки. Законопослушность воспитывается, главным образом, обязательностью режимных требований под страхом наказания за неисполнение и прямыми запретами.

Меры поощрения применяются выборочно и нерегулярно в связи с отсутствием необходимых условий и, возможно, неуверенностью в законопослушности поощряемых воспитанников. Выезды за пределы учреждений затруднены отсутствием транспорта. Кроме того, сложна процедура согласования посещения культурно-зрелищных и других досуговых мероприятий за пределами ВК (осуществление надзора, участия родителей, с администрациями заведений и т.п.); право на телефонный разговор не реализуется в связи с отсутствием средств; воспитанники, отбывающие наказание на льготных условиях, не имеют возможности проживать в общежитиях за пределами ВК и другое. Заметим, что речь идет именно о том, что могло бы приблизить воспитанника к нормальным условиям жизни.

Меры поощрения и взыскания существенно меняют условия отбывания наказания подростком и дополнительно подчеркивают ненормальность его положения. Поэтому следование навязываемому стереотипу поведения происходит только при жестком и постоянном контроле со стороны сотрудников колонии, по освобождении из мест лишения свободы и снятии этих ограничений доминирующим может становиться как раз то, что было запрещено.

Планирование воспитательной работы происходит по шаблонно-календарной схеме, т.е. сводится к проведению праздников. Традиционно основу плана составляют предложения родителей (родительского комитета) – перечень разрозненных, несвязанных мероприятий, которые, разумеется, никакого комплексного воспитательного воздействия не оказывают. В лучшем случае индивидуальные программы ресоциализации могут подстраиваться к общему плану, но представить это достаточно сложно. По этой же причине плановые мероприятия плохо связаны с учебным процессом. Администрация учреждений понимает это. Так заместитель начальника ВК-1 на встрече с родительским комитетом колонии пенял на то, что мероприятия носят не воспитательный, а «объедательный» характер. Если учесть, что на такие мероприятия часто не попадают сироты (сирот на 01.11.2001 года было в ВК-1 13 человек), дети из неполных и малоимущих семей (соответственно больше 40 человек и 1/3 всех воспитанников), речь, конечно, идет совсем не о безобидных вещах. Только материальной зависимостью терпимость УИС объяснена быть не может. Кроме того, на «статусные» мероприятия, в том числе за пределами учреждения, попадают достаточно развитые дети. В обеих же воспитательных колониях находится большое количество «педагогически запущенных» с задержкой в развитии детей. Реакцией на такое социальное расслоение может быть усиление чувства неравенства, обида на родителей, стремление неформально «разобраться» и др. Справедливости ради надо сказать, что многое из перечисленного не является собственно пенитенциарной проблемой. Хотя все здесь чудовищно гипертрофированно, параллели с массовой школой напрашиваются достаточно часто.

К сожалению, уровень контактов не был достаточным для выводов об участии педагогов в развитии ребенка. Единичные же встречи с учителями заставляют думать о еще большем профессиональном формализме в сравнении с учителями общеобразовательных учебных заведений (среди учителей ВК есть совместители, практикующие в других школах, например, коррекционные педагоги).

Немногим больше мы могли бы сказать и об общественно-полезном труде как об одном из основных средств исправления (ч.2 ст. 9 УИК РФ). Но думаю, что изготовление детьми «егозы» вряд ли располагает к размышлениям о полезности и исправлении.

Как подчеркивалось выше, деятельность сотрудников воспитательных колоний большей частью направляется на поддержание внутреннего порядка и дисциплины, и в этом все учреждения УИС напоминает любое другое ведомственное учреждение. На пенитенциарные учреждения фактически брошены все заботы об осужденном подростке, что граничит с социальной безответственностью, поскольку остается неизменной среда обитания, условия маргинализации и многое другое.

Несколько примеров социально-правового патронажа в подтверждение вывода:

– Дом освободившегося С. снесли во время отбывания наказания. Ранее жил с мамой, которая перебралась к сожителю. Последний мальчику в регистрации по месту жительства отказал. С помощью общественного социального работника С. поставили на учет в центр занятости и, в конечном счете, предоставили комнату в коммунальной квартире.

– Д. освободился в июне 2001 года. В профессиональном училище его, в связи с плохой успеваемостью в прошлом, отказались восстановить. Мальчика протестировали на профпригодность специалисты Центра социально-психологической адаптации и реабилитации молодежи и приняли в другое училище.

– В семье несовершеннолетнего Г., в прошлом употреблявшего наркотики и готовящегося к освобождению, специалистом был проведен цикл занятий.

Несмотря на очевидную потребность в социальной, правовой, психологической помощи любой семьи подростка, совершившего преступление, объектом внимания она может стать только в случае нарушения закона или нового преступления.

Отсутствие интереса к освобождаемому подростку особенно проявляется в количестве ответов на запросы ВК (о месте жительства, учебе, трудоустройстве и т.п.). В 2001 году на 185 первичных запросов ВК-1 в органы власти и местного самоуправления в отношении готовящихся к освобождению воспитанников получено 38 ответов, 82 – с учетом повторных запросов.

Впрочем, точно так же ведет себя и ВК, когда выпускают подростка из стен учреждения без паспорта и трудовой книжки.

По освобождении из ВК только ¼ часть подростков встречают родители (примерно столько же родителей регулярно приходят на свидания с детьми в ВК). Крайне важный момент в жизни подростка сводится к сопровождению группы освободившихся инспектором ТБУ, с привычным командованием и приобретением билетов до места жительства (населенные пункты в Пермской области могут находиться за сотни километров от колонии, именно оттуда из глубинки родители чаще всего ни разу не приезжают на свидания за весь срок), а дальше…дальше, кто как может. Треть возвращается в колонию – они могут только так.